Сосредоточиваясь на демонизации ДНК и приписывая ей огромное искажающее
влияние на мышление человека, эфилисты упускают из виду, что идеи можно
рассматривать как самостоятельный вид репликаторов (сущностей, способных
к репликации, то есть копированию, размножению). Ещё Ричард Докинз в
своей книге «Эгоистичный ген» предложил считать мем аналогом гена для
культурной эволюции. С этой точки зрения, человеческие мозги выполняют
для мемов роль, похожую на роль биологических клеток для генов.
Представление о подавляющем влиянии генов (в лице «ДНК-заблуждения») на эволюцию идей сомнительно уже потому, что последняя происходит намного быстрее. Наши гены не успели сильно измениться за последние тысячи лет, они никак не могли предвидеть или адаптироваться к изменениям, произошедшим в человеческой культуре с первобытных времён.
Поскольку радикальный антинатализм ведёт к сокращению числа потенциальных носителей не только для генов, но и для мемов, включая самого себя, вряд ли удивительно, что он не преуспел в конкуренции идей и плохо прижился в человеческой культуре. Списывать это исключительно на злодейские козни ДНК вряд ли разумно. Просто в конкуренции побеждают репликаторы, успешнее всего увеличивающие (или хотя бы сохраняющие) число своих носителей.
Тем более что несложно найти примеры того, как мемы, так сказать, побеждают гены. Монашество с обетом безбрачия явно препятствует передаче ДНК потомкам. Однако религиозным мемам оно может давать преимущество - у отказавшегося от продолжения рода остаётся больше времени и сил на продвижение религии. Значительный рост числа добровольно бездетных в современных обществах - ещё более массовый пример того, что заложенная в генах склонность к размножению не столь уж и сильна сама по себе, если культура уже не поддерживает её так безоговорочно, как раньше.
С другой стороны, мемы можно демонизировать подобно тому, как эфилизм делает это в отношении генов. Легко привести примеры ужасных вещей, которые эволюция мемов сделала возможными: всевозможные орудия убийства и пыток, массовое порабощение и уничтожение живых существ. Как и примеры того, как некоторые мемы (скажем, учение деструктивного культа) подавляли и сковывали мышление своих носителей, влияя на него, в отличие от ДНК, самым непосредственным образом.
Однако это ведёт к тому вряд ли приятному для эфилистов выводу, что и сам эфилизм есть мутировавший репликатор, который они «подцепили» у других, и теперь он побуждает их распространять себя дальше в ущерб другим занятиям. У эфилизма есть признаки довольно агрессивного «ментального вируса», формирующего фанатичную приверженность догме и нетерпимость к альтернативным идеям. Но в то же время лишь узкое меньшинство людей восприимчиво к нему, а у большинства он вызывает полное отторжение по разным причинам и вовсе не может их заразить.
Адепты эфилизма могут верить, что именно их репликатор особенный, ведь в случае окончательного успеха он должен привести к концу всех репликаторов, включая самого себя, вместе с их носителями. Но этот «успех» вряд ли будет достигнут. Скорее у него будет в эволюции идей не большая роль, чем у какого-нибудь не особенно заразного вируса в эволюции ДНК. До уничтожения всей жизни на планете и остановки самой эволюции такому вирусу как до Луны пешком.
Представление о подавляющем влиянии генов (в лице «ДНК-заблуждения») на эволюцию идей сомнительно уже потому, что последняя происходит намного быстрее. Наши гены не успели сильно измениться за последние тысячи лет, они никак не могли предвидеть или адаптироваться к изменениям, произошедшим в человеческой культуре с первобытных времён.
Поскольку радикальный антинатализм ведёт к сокращению числа потенциальных носителей не только для генов, но и для мемов, включая самого себя, вряд ли удивительно, что он не преуспел в конкуренции идей и плохо прижился в человеческой культуре. Списывать это исключительно на злодейские козни ДНК вряд ли разумно. Просто в конкуренции побеждают репликаторы, успешнее всего увеличивающие (или хотя бы сохраняющие) число своих носителей.
Тем более что несложно найти примеры того, как мемы, так сказать, побеждают гены. Монашество с обетом безбрачия явно препятствует передаче ДНК потомкам. Однако религиозным мемам оно может давать преимущество - у отказавшегося от продолжения рода остаётся больше времени и сил на продвижение религии. Значительный рост числа добровольно бездетных в современных обществах - ещё более массовый пример того, что заложенная в генах склонность к размножению не столь уж и сильна сама по себе, если культура уже не поддерживает её так безоговорочно, как раньше.
С другой стороны, мемы можно демонизировать подобно тому, как эфилизм делает это в отношении генов. Легко привести примеры ужасных вещей, которые эволюция мемов сделала возможными: всевозможные орудия убийства и пыток, массовое порабощение и уничтожение живых существ. Как и примеры того, как некоторые мемы (скажем, учение деструктивного культа) подавляли и сковывали мышление своих носителей, влияя на него, в отличие от ДНК, самым непосредственным образом.
Однако это ведёт к тому вряд ли приятному для эфилистов выводу, что и сам эфилизм есть мутировавший репликатор, который они «подцепили» у других, и теперь он побуждает их распространять себя дальше в ущерб другим занятиям. У эфилизма есть признаки довольно агрессивного «ментального вируса», формирующего фанатичную приверженность догме и нетерпимость к альтернативным идеям. Но в то же время лишь узкое меньшинство людей восприимчиво к нему, а у большинства он вызывает полное отторжение по разным причинам и вовсе не может их заразить.
Адепты эфилизма могут верить, что именно их репликатор особенный, ведь в случае окончательного успеха он должен привести к концу всех репликаторов, включая самого себя, вместе с их носителями. Но этот «успех» вряд ли будет достигнут. Скорее у него будет в эволюции идей не большая роль, чем у какого-нибудь не особенно заразного вируса в эволюции ДНК. До уничтожения всей жизни на планете и остановки самой эволюции такому вирусу как до Луны пешком.
Комментарии
Отправить комментарий